55 лет назад, 4 ноября 1955 года, вышло постановление ЦК КПСС и Совета министров СССР «Об устранении излишеств в проектировании и строительстве».

«Центральный Комитет КПСС и Совет Министров СССР отмечают, что в работах многих архитекторов и проектных организаций получила широкое распространение внешне показная сторона архитектуры, изобилующая большими излишествами, что не соответствует линии Партии и Правительства в архитектурно-строительном деле. ...Ничем не оправданные башенные надстройки, многочисленные декоративные колоннады и портики и другие архитектурные излишества, заимствованные из прошлого, стали массовым явлением при строительстве жилых и общественных зданий, в результате чего за последние годы на жилищное строительство перерасходовано много государственных средств, на которые можно было бы построить не один миллион квадратных метров жилой площади для трудящихся», — говорилось в постановлении (орфография документа сохранена). Там же приводились примеры зданий с упомянутыми излишествами, построенных в крупных городах. Их авторы лишались присужденных им высоких премий и подвергались суровой критике — в назидание другим.

Постановление предписывало проектировщикам изменить подходы к своей работе, больше строить по типовым проектам, а также пересмотреть выполненные ранее проекты, устранив излишества и в них. В качестве «пряника» правительственный документ предусматривал премии от 5 до 50 тыс. рублей за наиболее экономичные типовые проекты зданий.

Отдельной строкой в этом судьбоносном для оте­чественного градостроительства постановлении говорилось о Харькове: «В результате крупных излишеств, допущенных при проектировании, стоимость строительства одного квадратного метра жилой площади в ряде домов г. Харькова превышает 2 тыс. рублей, а по отдельным домам доходит до 3 тыс. рублей. Например, стоимость одного квадратного метра жилой площади 5-этажного дома Котельно-радиаторного завода составляет 2826 рублей (архитектор Рябченко), 7-этажного жилого дома на Плехановской улице — 2811 рублей (архитекторы Крыкин и Бондаренко)».

Излишества или достопримечательности?

О том, как повлияла на облик «первой столицы» борьба с «излишествами», рассказывает заведующий кафедрой основ архитектуры Харьковского государственного технического университета строительства и архитектуры, профессор Александр Буряк.

— Александр Петрович, почему разгромное постановление об устранении излишеств в строительстве появилось почти одновременно с хрущевской «оттепелью»? Ведь, казалось бы, жесткий административный диктат в архитектуре был бы более естественным для уходящего сталинского тоталитарного режима?

— Самые жестокие ужасы инквизиции были не в Средневековье, а в эпоху Возрождения. Когда нарушается устоявшийся порядок вещей, правителям обычно нужны репрессивные меры, иногда не столько действительные, сколько показательные. Хрущев — плоть от плоти сталинской системы — управлять по-другому не умел. Но одно дело — засадить 20 миллионов человек в лагеря, другое — один раз сравнять бульдозерами выставку художников-модернистов. Хрущевское правление было ничуть не менее тоталитарным, просто стало очевидным, что продолжать кровавые репрессии уже невозможно. Но и проводить перемены в сталинских декорациях — среди золоченых римских капителей на фоне вишневого бархата — это тоже было трудно представить. Надо было декорации срочно менять, но так, чтобы это не выглядело идеологическим отступлением. Поэтому переход на рельсы современной, в сущности, западной архитектуры, изобразили как возрождение своей, советской конструктивистской традиции, как архитектурный аналог «возврата к ленинским нормам государственной и партийной жизни».

— А что представляла собой «сталинская архитектура», от которой так срочно потребовалось отказаться?

— На Западе эту архитектуру назвали «архитектурой соцреализма». После распада Союза это название перекочевало и в нашу архитектурную печать. А до этого у нас ее называли то «сталинским барокко», то «сталинским классицизмом» или «сталинским ампиром». Хотя я согласен с теми историками, которые видят в этой архитектуре отечественную разновидность стиля Ар Деко, причем в динамичном развитии, так как «сталинская» архитектура первой половины 1930-х годов — это одно, предвоенная — другое, а послевоенная — совсем третье.

Архитектура Ар Деко отличалась богатством декоративных приемов и любовью к орнаменту, будучи при этом зодчеством совершенно современным, не чуждаясь новых материалов и технических усовершенствований. В 1930-е ее даже называли «техностилем». Но ее техницизм не такой сухой и жесткий, как, например, у конструктивизма, попавшего под запрет в начале 1930-х. В Харькове начало этого процесса обозначено возведением клуба им. Сталина (1935 г., автор — академик арх. А. Дмитриев), теперь это ДК «Железнодорожник». Это здание в списке конструктивистских памятников числится по чистому недоразумению. На самом деле в нем есть все признаки стиля Ар Деко, вплоть до огромных фресок в фойе работы Е. Е. Лансере. Еще один хороший пример этого стиля — здание Института медрадиологии (которое, кстати, очень жаль — оно гибнет буквально на глазах).

Вообще же, на мой взгляд, эпоха «сталинской» архитектуры была едва ли не самым достойным периодом в развитии харьковской архитектурной школы. Дело в том, что раньше в застройке харьковского центра тон задавали в основном воспитанники петербургской и, отчасти, московской школ.

Архитектура послевоенного периода закрепила и до сих пор «держит» практически все главные композиционные узлы парадных проспектов и площадей в центре города. На нынешней площади Конституции это дом, в котором расположена 2-я аптека, построенный на месте снесенной Николаевской церкви. Ниже возвышается так называемая Арешкинская башня — очень сдержанный аналог московских высоток. Хороши и масштабны жилой дом напротив магазина «Мелодия» на площади Розы Люксембург и реконструированный после войны фасад универмага. А главное этих площадей — это, конечно, здание горисполкома. Оно существовало до войны, тоже с башней на углу, но было простым, грузным и не очень выразительным. Архитектор Костенко после войны радикально его перестроил. Это — чистый Ар Деко со щедро введенными украинскими этническими мотивами — пластичными карнизами, восьмиугольными завершениями окон у основания главной башни и, наконец, с орнаментальными рельефными «рушниками», развешанными по всему фасаду.

Построенное после войны новое огромное здание Южного вокзала завершило ансамбль Привокзальной площади (старое здание было сбито с оси и плохо держало парадную композицию площади).

Из транспортных сооружений того периода следует отметить здание аэровокзала. Его главный фронтон декорирован вычурными завитками в духе украинского барокко, а легкая венчающая башенка напоминает шатровые колокольни русских церквей. В самом здании уникальна фасадная штукатурка из белого мрамора (умели делать!). В интерьере — деревянная резьба, бронзовые бра с хрустальными плафонами, хорошая, высокопрофессиональная монументальная живопись потолков. Росписи центрального зала уже изрядно попорчены реставрацией начала 1990-х годов, когда их довольно грубо перекрасили. Сейчас проводится активная реконструкция аэропорта к Евро-2012 и тем важнее сохранить и прилично отреставрировать эту жемчужину послевоенного зодчества. Иностранные гости чемпионата это оценят.

От дворцов — к хижинам

Из ярких примеров того времени — средняя школа №5 на улице Иванова, школа-дворец с явными признаками «южной» архитектуры. Пышность сталинской архитектуре была нужна, чтобы зримо показать народу, как коммунизм превращает жизнь в рай. Страна у нас, в общем-то, северная, холодная, но архитектура старалась внести в нее признаки средиземноморского образа жизни (вождь ведь тоже был южным человеком). Отсюда — лоджии, широкие открытые балконы, аркады, часто прямо скопированные с помпейских фресок, цветочные гирлянды и виноградные гроздья.

После войны также были начаты работы и по застройке Московского проспекта. Успели построить с полдюжины больших жилых домов, но дальше — эпоха завершилась.

— Кстати, как это происходило? Что делали с теми домами, которые уже начали строиться по проектам, задуманным с «излишествами»?

— Дом возле Зеркальной струи (где была автомат-закусочная, переименованная народом в «Пулемет») — как раз дитя этого переходного периода. Он был сдан в 1958 году, через 3 года после известного постановления. И поэтому с него убрали практически все первоначально запроектированные украшения, особенно в венчающей части. Задумывался он гораздо более декоративным, о чем можно судить по виду двух нижних этажей, которые успели построить по проекту. Дом облицован не плиткой, а фасадным керамическим кирпичом большого формата. В Харькове он выпускался на плиточном заводе специально для московских высоток.

Подобная судьба постигла и огромный дом на Московском проспекте, за площадью Восстания. С него по мере строительства тоже «сдирали» украшения. Он наполовину в облицовке, наполовину — в цементной штукатурке, весь какой-то странный и недоделанный. Он несет на себе отпечаток этой судорожной стилевой перестройки.

Примерно после 1958 года эпоха резко оборвалась. В центре Харькова практически перестали строить. Причем, как мы теперь понимаем, это было вполне сознательной политикой тогдашнего главного архитектора города Игоря Александровича Алферова. Он занимал этот пост до начала 1970-х годов и в 1960-е не пускал в центр города бедную и низкокачественную «хрущевскую» архитектуру. При нем были построены жилые массивы Павлово Поле, Новые Дома, начиналась Салтовка. А в центре можно назвать всего два-три примера невыразительной архитектуры того времени.

«Ни то ни се» победило шпиль и «муравейник»

— Говорят, что здание нынешнего Харьковского национального университета тоже задумывалось иным — со шпилем, как Московский университет...

— Это великолепное здание (архитекторы С. Серафимов, автор Госпрома, и его жена М. Зандберг-Серафимова) было построено в 1935 году как Дом проектов. По чистоте современного стиля оно даже превосходило Госпром. Со стороны сада Шевченко был огромный открытый двор (который теперь загорожен глухой стеной), отделенный от сада легким стеклянным переходом, подвешенным на столбах на уровне второго этажа. За ним возвышались четыре стройные стеклянные призмы, в которых было видно, как бегают вверх и вниз лифты, и как ходят по лестницам люди, — словом, такой огромный стеклянный муравейник.

В войну Дом проектов сгорел, и в ходе послевоенного восстановления из него стали делать сталинскую высотку (на манер высотного здания МГУ или гостиницы «Украина» в Москве). Каким должно было стать это здание, сегодня можно увидеть на большой фреске в здании Южного вокзала. Оно там нарисовано — с башней, увенчанной статуей. Но башню эту не реализовали, поскольку окончание реконструкции университета пришлось на 1964 год, так что здание дважды сменило стилистику за время проектирования и строительства. В результате получилось «ни то ни се».

Так что, как видите, архитектура «эпохи излишеств» делалась с размахом, грамотно, хотя, честно говоря, при использовании довольно примитивных строительных технологий — с преобладанием ручного труда, из кирпича, правда, зачастую с железобетонными перекрытиями. От нынешних архитекторов требуется предельная деликатность, чтобы новые технологические возможности и инвестиционный напор не смяли ансамбли, возведенные их дедами с таким трудом и такой любовью.

Кстати, «излишества» сталинской архитектуры были не такими уж дорогими. Пожалуй, самое помпезное из всей послевоенной архитектуры — это нынешнее здание Харьковской облгосадминистрации. Если не ошибаюсь, на архитектора даже завели дело за перерасход средств. Хотя в сущности именно за счет того, что там использовались приличные материалы, в том числе керамика, оно до сих пор и держится. На лепнину, на все эти шпили и башенки, уходило не более 1—2 процентов сметной стоимости строительства. Позднее новые технологии и качественная отделка — облицовка натуральным камнем, алюминиевые оконные переплеты, монолитный железобетон первых этажей — стали стоить в десятки раз дороже.

Излишествами декоративные украшения «сталинок» были объявлены, с одной стороны, потому, что в этой стилистике нельзя было строить индустриальными методами. С другой — надо было решительно свернуть шею сталинской архитектуре, показать зримые приметы нового времени. Все понимали, что стеклянные коробочки — это демонстрация нового образа жизни, избавление от диктатуры и т. д. И в этом смысле архитектура хрущевского времени (которая тоже неоднозначна и ее еще предстоит изучать нашим историкам) также выполнила свою функцию. Кроме того, что она дала человеческое жилье миллионам граждан, она ясно обозначила в общественном сознании поворот от мрачного времени человекоубийства к более гуманным 1960-м.